Неточные совпадения
Ослепительно блестело золото ливрей идолоподобно неподвижных кучеров и грумов, их головы в лакированных шляпах казались металлическими, на лицах застыла суровая важность, как будто они правили не только лошадьми, а всем этим движением по кругу, над небольшим озером; по
спокойной, все еще розоватой в лучах солнца
воде, среди отраженных ею облаков плавали лебеди, вопросительно и гордо изогнув шеи, а на берегах шумели ярко одетые дети, бросая птицам хлеб.
Вода капала у нее с губ, и от этого расходились круги по
спокойной поверхности реки.
Когда я возвращался назад, уже смеркалось.
Вода в реке казалась черной, и на
спокойной поверхности ее отражались пламя костра и мигающие на небе звезды. Около огня сидели стрелки: один что-то рассказывал, другие смеялись.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала
вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось
спокойнее.
Удэгейцы задержали лодку и посоветовались между собой, затем поставили ее поперек
воды и тихонько стали спускать по течению. В тот момент, когда сильная струя
воды понесла лодку к скале, они ловким толчком вывели ее в новом направлении. По глазам удэгейцев я увидел, что мы подверглись большой опасности.
Спокойнее всех был Дерсу. Я поделился с ним своими впечатлениями.
Вода чуть-чуть шевелила в этой заводи белые головки кувшинок, ветер не долетал сюда из-за густо разросшихся ив, которые тихо и задумчиво склонились к темной,
спокойной глубине.
Лучи его отражались от гладкой и
спокойной поверхности
воды и утомляли зрение.
С удивлением глядел студент на деревья, такие чистые, невинные и тихие, как будто бы бог, незаметно для людей, рассадил их здесь ночью, и деревья сами с удивлением оглядываются вокруг на
спокойную голубую
воду, как будто еще дремлющую в лужах и канавах и под деревянным мостом, перекинутым через мелкую речку, оглядываются на высокое, точно вновь вымытое небо, которое только что проснулось и в заре, спросонок, улыбается розовой, ленивой, счастливой улыбкой навстречу разгоравшемуся солнцу.
В первый день напала на меня тоска, увеличившая мое лихорадочное состояние, но потом я стал
спокойнее и целые дни играл, а иногда читал книжку с сестрицей, беспрестанно подбегая, хоть на минуту, к окнам, из которых виден был весь разлив полой
воды, затопившей огород и половину сада.
Большое пламя стояло, казалось, над
водой на далеком мыске Александровской батареи и освещало низ облака дыма, стоявшего над ним, и те же, как и вчера,
спокойные, дерзкие огни блестели в море на далеком неприятельском флоте.
Сестры, с
спокойными лицами и с выражением не того пустого женского болезненно-слезного сострадания, а деятельного практического участия, то там, то сям, шагая через раненых, с лекарством, с
водой, бинтами, корпией, мелькали между окровавленными шинелями и рубахами.
— Право, это странно, — заговорила вдруг Марья Николаевна. — Человек объявляет вам, и таким
спокойным голосом: «Я, мол, намерен жениться»; а никто вам не скажет спокойно: «Я намерен в
воду броситься». И между тем — какая разница? Странно, право.
Уже двое матросов бросились в
воду и саженками плыли к утопавшему, с кормы спускали шлюпку, а среди криков команды, визга женщин,
спокойной и ровной стрункой растекался сиповатый голос Якова...
Потом приснилось ей озеро и жаркий летний вечер, под тяжко надвигающимися грозовыми тучами, — и она лежит на берегу, нагая, с золотым гладким венцом на лбу. Пахло теплою застоявшею
водою и тиною, и изнывающею от зноя травою, — а по
воде, темной и зловеще
спокойной, плыл белый лебедь, сильный, царственно-величавый. Он шумно бил по
воде крыльями и, громко шипя, приблизился, обнял ее, — стало темно и жутко…
И в тишине,
спокойной, точно
вода на дне глубокого колодца, деревья, груды домов, каланча и колокольня собора, поднятые в небо как два толстых пальца, — всё было облечено чем-то единым и печальным, словно ряса монаха.
Слушая, он смотрел через крышу пристани на
спокойную гладь тихой реки; у того её берега, чётко отражаясь в сонной
воде, стояли хороводы елей и берёз, далее они сходились в плотный синий лес, и, глядя на их отражения в реке, казалось, что все деревья выходят со дна её и незаметно, медленно подвигаются на край земли.
Не зная — взвиться или упасть, клубятся тучи дыма огромных труб; напряжена и удержана цепями сила машин, одного движения которых довольно, чтобы
спокойная под кормой
вода рванулась бугром.
В том месте сотни небольших островков, и маневры катера по изливам свободной
воды привели нас к
спокойному круглому заливу, стесненному высоко раскинувшимся лиственным навесом.
Ни один, от старого до малого, не пройдет мимо реки или пруда, не поглядев, как гуляет вольная рыбка, и долго, не шевелясь, стоит иногда пешеход-крестьянин, спешивший куда-нибудь за нужным делом, забывает на время свою трудовую жизнь и, наклонясь над синим омутом, пристально смотрит в темную глубь, любуясь на резвые движенья рыб, особенно, когда она играет и плещется, как она, всплыв наверх, вдруг, крутым поворотом, погружается в
воду, плеснув хвостом и оставя вертящийся круг на поверхности, края которого, постепенно расширяясь, не вдруг сольются с
спокойною гладью
воды, или как она, одним только краешком спинного пера рассекая поверхность
воды — стрелою пролетит прямо в одну какую-нибудь сторону и следом за ней пробежит длинная струя, которая, разделяясь на две, представляет странную фигуру расходящегося треугольника…
Облака на горизонте опустились в море,
вода его стала еще
спокойнее и синей.
Только что погасли звезды, но еще блестит белая Венера, одиноко утопая в холодной высоте мутного неба, над прозрачною грядою перистых облаков; облака чуть окрашены в розоватые краски и тихо сгорают в огне первого луча, а на
спокойном лоне моря их отражения, точно перламутр, всплывший из синей глубины
вод.
Синее
спокойное озеро в глубокой раме гор, окрыленных вечным снегом, темное кружево садов пышными складками опускается к
воде, с берега смотрят в
воду белые дома, кажется, что они построены из сахара, и все вокруг похоже на тихий сон ребенка.
Розовая от холодной
воды, чистая, крепкая и
спокойная, она властно уводила за собой Илью, а он шёл за нею и думал: её ли это, час тому назад, он видел измятой, захватанной грязными руками?
Всюду блеск, простор и свобода, весело зелены луга, ласково ясно голубое небо; в
спокойном движении
воды чуется сдержанная сила, в небе над нею сияет щедрое солнце мая, воздух напоен сладким запахом хвойных деревьев и свежей листвы. А берега всё идут навстречу, лаская глаза и душу своей красотой, и всё новые картины открываются на них.
Он снова остановился против освещённого окна и молча посмотрел на него. На чёрном кривом лице дома окно, точно большой глаз, бросало во тьму
спокойный луч света, свет был подобен маленькому острову среди тёмной тяжёлой
воды.
Долго смотрела Елена Петровна на свое отражение и многое успела передумать: о муже, которого она до сих пор не простила, о вечном страхе за Сашу и о том, что будет завтра; но, о чем бы ни думала она и как бы ни колотилось сердце, строгое лицо оставалось
спокойным, как глубокая
вода в предвечерний сумрак.
Я быстро зажигаю огонь, пью
воду прямо из графина, потом спешу к открытому окну. Погода на дворе великолепная. Пахнет сеном и чем-то еще очень хорошим. Видны мне зубцы палисадника, сонные, тощие деревца у окна, дорога, темная полоса леса; на небе
спокойная, очень яркая луна и ни одного облака. Тишина, не шевельнется ни один лист. Мне кажется, что все смотрит на меня и прислушивается, как я буду умирать…
Вечер был тихий и темный, с большими
спокойными звездами на небе и в спящей
воде залива. Вдоль набережной зажигалась желтыми точками цепь фонарей. Закрывались светлые четырехугольники магазинов. Легкими черными силуэтами медленно двигались по улицам и по тротуару люди…
Лодка теперь кралась по
воде почти совершенно беззвучно. Только с весел капали голубые капли, и когда они падали в море, на месте их падения вспыхивало ненадолго тоже голубое пятнышко. Ночь становилась все темнее и молчаливей. Теперь небо уже не походило на взволнованное море — тучи расплылись по нем и покрыли его ровным тяжелым пологом, низко опустившимся над
водой и неподвижным. А море стало еще
спокойней, черней, сильнее пахло теплым, соленым запахом и уж не казалось таким широким, как раньше.
Между тем беспорядочное, часто изменяемое, леченье героическими средствами продолжалось; приключилась посторонняя болезнь, которая при других обстоятельствах не должна была иметь никаких печальных последствий; некогда могучий организм и пищеварительные силы ослабели, истощились, и 23 июня 1852 года, в пятом часу пополудни, после двухчасового
спокойного сна, взяв из рук меньшего сына стакан с
водою и выпив немного, Загоскин внимательно посмотрел вокруг себя… вдруг лицо его совершенно изменилось, покрылось бледностью и в то же время просияло какою-то веселостью.
Наташа, заметив, что стоящие возле них молодые люди внимательно глядят на нее, и сообразив, что они, верно, будут смеяться и говорить: «Зачем такая здоровая девушка пьет такую гадость», — осмелилась тихим голосом сказать матери: «Позвольте мне сегодня не пить
воды!» Но г-жа Болдухина строго на нее взглянула и сказала: «Пей!» Наташа с ангельской кротостью, без малейшего признака неудовольствия, взяла стакан, наклонилась к источнику и выпила два стакана не поморщась (хотя
вода была ей очень противна) и с
спокойной веселостью пошла за своей матерью.
Сверху был виден череп с коротко остриженными волосами, угловатый и большой, согнутая спина, длинные руки. Из-под челнока бесшумно разбегались тонкие струйки, играя поплавками удочек. Дальше по течению эти струйки прятались, и
вода,
спокойная, гладкая, отражала в тёмном блеске своём жёлтые бугры берега, бедно одетые кустами верб.
День был жаркий, безветренный. Море лежало
спокойное, ласковое, нежно-изумрудное около берегов, светло-синее посредине и лишь кое-где едва тронутое ленивыми фиолетовыми морщинками. Внизу под пароходом оно было ярко-зелено, прозрачно и легко, как воздух, и бездонно. Рядом с пароходом бежала стая дельфинов. Сверху было отлично видно, как они в глубине могучими, извилистыми движениями своих тел рассекали жидкую
воду и вдруг с разбегу, один за другим, выскакивали на поверхность, описав быстрый темный полукруг.
И снова и всегда
спокойною, черною
водою омута стояло бездонное, молчаливое ожидание.
В залитых улицах слободы
вода стояла
спокойная и глубокая, и только местами лениво кружились щепки и доски поломанных заборов.
И когда, с нагруженной по край лодкой, он пробирался по узким переулкам, а то и прямо через сады, поверх затопленных заборов, и гибкие ветви деревьев с разбухшими почками царапали его лицо, ему чудилось, что весь мир состоит из
спокойной ласковой
воды, яркого, горячего солнца, живых и бодрых криков и приветливых лиц.
Полояров почти повалился в подставленное ему кресло, трясущеюся рукою взял от чиновника стакан и жадно вытянул из него всю
воду. Всхлипыванья стали меньше. Через несколько минут он сделался гораздо
спокойнее, но все-таки в величайшем смущении чувствовал, что глаз поднять не может ни на своего столь внимательного допросчика, ни на глубоко пораженного Устинова, и особенно на Устинова.
Было бы ошибочно думать, что озеро питается
водою только из рек Мухеня и Немпту. Повышение уровня
воды его зависит и от Амура. И в этом случае наблюдается уже знакомый нам процесс засорения озера песком и илом. В ненастное время года мутная, амурская
вода входит в
спокойное Синдинское озеро и отдает ему тот материал, который находится в ней во взвешенном состоянии.
Приближались сумерки, на западе пылала вечерняя заря. К югу от реки Ниме огромною массою поднимался из
воды высокий мыс Туманный. Вся природа безмолвствовала. Муаровая поверхность моря, испещренная матовыми и гладкими полосами, казалась совершенно
спокойной, и только слабые всплески у берега говорили о том, что оно дышит.
На гладкой и
спокойной поверхности
воды виднелись след от лодки и круги, оставленные испуганными рыбами.
С нее взорами скользил я по необозримой равнине
вод,
спокойных и гладких, словно стекло, то любовался, как волны, сначала едва приметные, рябели, вздымались чешуей или перекатывались, подобно нити жемчужного ожерелья; как они, встревоженные, кипели от ярости, потом, в виде стаи морских чудовищ, гнались друг за другом, отрясая белые космы свои, и, наконец, росли выше и выше, наподобие великанов, стремились ко мне со стоном и ревом, ширялись в блестящих ризах своих.
Домбрович стоял со стаканом
воды,
спокойный, с усмешкой, опустив немного глаза.
Но они не двигались и смотрели. Перед ними стоял высокий человек, совсем незнакомый, совсем чужой, и чем-то могуче-спокойным отдалял их от себя. Был он темен и страшен, как тень из другого мира, а по лицу его разбегалась в светлых морщинках искристая улыбка, как будто солнце играло на черной и глубокой
воде. И в костлявых больших руках он держал пухленького желтого цыпленка.
Через открытые сверху донизу окна и отпертую дверь на террасу сюда обильно тек чистый воздух, не насыщенный ничем раздражающим и наркотизирующим. Солнце не сверкало в глаза, и только синее небо да синие
воды тихо отражали на всем свой ровный и
спокойный оттенок.